Политические репресси СССР:истоки,масштабы,последствия.

Проблематика сталинских политических репрессий в СССР не является «белым пятном» в новейшей историографии. Современные отечественные исследователи внесли значительный вклад в анализ данных явлений. Однако большинство авторов не ставили перед собой задачу изучения репрессий в СССР в историографическом контексте. В советской исторической науке проблема сталинских политических репрессий в СССР в силу идеологических и политических факторов не могла стать самостоятельным объектом изучения. Из этого следует то, что исследование проблемы сталинских репрессий в СССР было начато лишь с начала 1990-х гг. Первые историографические исследования по рассматриваемой проблеме, где уже стала использоваться широкая база историографических источников, начали появляться с середины 1990-х гг. Авторами рассмотрены результаты, достигнутые историками по таким стержневым проблемам сталинской репрессивной политики, как репрессии в отношении крестьянства периода насильственной коллективизации (1929–1933 гг.

Если не знаете, где писать диплом , посетите наш сайт.

.), «большой террор» 1937–1938 гг. и этнические депортации второй половины 1930-х – конца 1940-х гг. Вместе с тем следует констатировать, что значительное количество историографических проблем политических репрессий периода сталинской диктатуры пока не нашло отражения в аналитических обзорах современных российских историков[1]. Таким образом, проблема является достаточно освещенной в литературе, что подчеркивает ее историческую значимость. 1. Истоки и масштабы политических репрессий в СССР Современной отечественной историографии сталинских репрессий свойственны сложившийся традиционализм во взглядах на причины ужесточения политического режима в 1930-х гг., его формы и методы и высокая степень дискуссионности по проблемам размаха репрессий, их последствий для страны. В этом контексте важно актуализировать и рассмотреть проблему организационно-структурных истоков и преемственности форм сопровождения репрессивной практики большевиков применительно к межвоенному периоду. Анализ архивных документов, связанных с изучением советской школьной политики периода НЭП, с очевидностью демонстрирует, как по отношению к учительству советская власть системно апробировала и куммулировала свой репрессивный опыт кадровой политики[2]. Декларируя прогрессивные идеи новой школы и принципы формирования и деятельности советского учительства, большевики на практике рассматривали его роль узкопрагматично, в качестве важного инструмента идеологического воспитательного влияния на общество, инструмента управления процессом советского школьного строительства. В достижении своих партийно- идеологических установок власть использовала жесткие административно- бюрократические методы формирования кадров советского учительства, получившие и соответствующее название — «чистки». Они проводились несудебными экспертными комиссиями («проверкомами»), комиссиями-тройками. Механизм их работы отличался правовым нигилизмом местной власти, сопровождался дискриминацией, нарушением прав, маргинализацией и продуцентом, апробированным в 1920-е гг. в ходе трех кампаний. Комиссии выполняли чрезвычайно важную роль в стратегии формирования нового типа социальным напряжением в среде учительства[3]. Как метод кадровой политики большевиков «чистки» были их продуцентом, апробированным в 1910-е гг. в ходе трех кампаний, и выполняли чрезвычайно важную роль в стратегии формирования нового типа учительства. Они были приняты на вооружение советской властью для реальной оценки профессионального и общественно-политического кадрового потенциала в школьном строительстве. Опыт учительских «чисток» периода НЭП стал в определенном смысле прологом и сопровождением грядущей сталинской репрессивной политики, а дискриминируемые категории просвещенцев, как показала жизнь, оказались группами риска в условиях массовых репрессий 1930- х гг.[4] При рассмотрении причин массовых политических репрессий следует отличать их от массовых социальных репрессий, учитывая различия в их целях и направленности[5]. К первой самой массовой категории относят граждан - выходцев из городской среды, которых осудили по политическим статьям. Арест этой категории производился органами государственной безопасности (ВЧК—ОГПУ—НКВД—МГБ) и приговор выносился этими же органами. По предварительным оценкам, за период c 1918 по 1956 г. в эту категорию попадает от 5 до 5,5 миллионов человек. Другая массовая категория репрессированных по политическим мотивам — крестьяне, административно высланные c места жительства в ходе кампании по борьбе c кулачеством. Всего за 1930-1933 гг. по разным оценкам вынужденно покинули родные деревни от 3 до 4,5 миллионов человек. Меньшая часть из них была арестована и приговорена к расстрелу или к заключению в лагерь. Около 2 миллионов стали «спецпоселенцами» в необжитых районах Европейского Севера, Урала, Сибири и Казахстана. Остальных лишили имущества и расселили в пределах своих же областей, кроме того, значительная часть c кулаков» бежала от репрессий в большие города и на индустриальные стройки. Именно эта часть обычно не учитывается в числе репрессированных. Третья массовая категория жертв политических репрессий — народы, целиком депортированные с мест традиционного расселения в Сибирь, Среднюю Азию и Казахстан. Наиболее массовыми эти административные депортации были во время войны в 1941-1945 гг. Одних выселяли превентивно, как потенциальных пособников врага (корейцы, немцы, греки, венгры, итальянцы, румыны), других обвиняли в сотрудничестве c немцами во время оккупации (крымские татары, калмыки, народы Кавказа). Общее число высланных и мобилизованных в «трудовую армию» составляло около 2,5 миллионов человек. По мнению М.В. Астахова, можно выделить следующие причины массовых политических и социальных репрессий в России в ХХ в., которые переплетаются и дополняют друг друга: 1. Господство в правящей партии идеологии или лидеров, рассматривающих прямое насилие в качестве основного средства решения главных социальных проблем и своих политических проблем. Эта причина порождается низкой общей и политической культурой или нравственным и психическим здоровьем руководства правящей партии. 2. Острые политические противоречия между правящей партией и другими политическими силами, когда правящей партии кажется, что есть реальная угроза потери государственной власти. Эта причина будет всегда, пока есть политическая борьба[6]. По мнению ученых-архивистов B.A. Пронько, A.И. Какурин, В.Н. Земсков, в указанный период времени было осуждено не более 3-5 миллионов человек. Каждый из них в своих доказательствах ссылается на материал, хранящийся в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ). Примерно тех же оценок придерживается и В.П. Матревич, утверждая в своих исследованиях, что в пенитенциарной системе СССР было около 4,5 миллионов человек. B этих условиях выглядит оправданной попытка установить на базе архивных материалов количество осужденных, находящихся в исправительно-трудовой системе Южного Урала и экстраполировать местные результаты на всю страну. Исходной точкой отсчета для исследования может стать 1919 год, когда опасности гражданской войны отодвинулись на второй план и встала задача мирного строительства. Именно в этот период по всей стране разворачивается компания по замене статуса спецконтингeнта концентрационных лагерей c военнопленных на врагов мирного времени[7]. Еще 17 мая 1919 года, в Кодексе законов России появляется уточнение к 3-й статье c формулировкой, кого именно следует интернировать как врагов: чиновников старого режима, «социальных паразитов», сутенеров и проституток. Здесь же говорится, что «во всех губернских городах должны быть открыты лагеря принудительных работ, рассчитанные не менее чем на 300 человек каждый». Но местная впасть идет дальше, пытаясь сделать подобное в каждом уездном городе. Например, в докладе Челябинского губиспалкома того времени говорится o создании центрального губернского лагеря на 1000 человек. И в этом губернская власть получает поддержку из центра. Центральный карательный отдел (ЦЕКО) переводят в систему НКВД, а перед ВЧК ставят задачу организовать лагеря принудительного труда в губерниях, которых в стране на тот момент было 977. Соответственно сразу же в стране возникло 97 губернских лагерей принудительных работ; в каждом из которых содержалось около 1000 человек. Только в этих губернских лагерях было 97 000 осужденных, и лагеря эти былине единственными. В то время насчитывают пять типов лагерей: - лагеря специального назначения; - - концентрационные лагеря общего типа; - лагеря принудительных работ; - лагеря для военнопленных; - пересылочные лагеря или уездные[8]. Однако, как подчеркивает «Мемориал», в архивных документах HКВД термины «лагерь принудительного труда» и «концентрационный лагерь» часто используются как синонимы. Встречается даже наименование «лагерь концентрационных работ». И этот факт вносит определенные погрешности при подсчетах Унификация концентрационных учреждений шла полным ходом, хотя некоторые места заключения все еще оставались в ведении Наркомата гостиции, ВЧК и местных комитетов. Задача значительно облегчалась тем, что Дзержинский возглавлял одновременно НКВД и ВЧК. Организация, находящаяся в ведении НКBД, ВЧК (которая имела, впрочем, дополнительно своюсобственную сеть) и ЦЕКО, просуществовала — под разными названиями — до 1922 года. Чаще всего ее именовали как Главное управление принудительных работ (ГУПР). В 1920 году в лагерях ГУПРа насчитывалось примерно 25 тысяч заключенных, и еще 48 тысяч — в учреждениях ЦЕКО[9]. В январе 1921 года статистические показатели во многом оставались прежними: на сей раз — c учетом военнопленных (24 тысячи) в ГУПРе около 51 тысячи заключенных, в ЦЕКО 55 тысяч. K концу года в 84 лагерях этих организаций содержалось 41 тысяча и 73 тысячи человек соответственно. На 1922 год в Советской России функционировало 330 учреждений с численностью заключенных в 85 531 человек. Все представленные цифры взяты из архивного материала[10]. Как видно; из цифр, статистические данные расходятся на десятки тысяч человек в местах лишения свободы. И` эти цифры очень трудно сопоставить. Архивные данные не дают четких цифр. Но на основе расчетных данных можно утверждать, что количество осужденных в местах лишения свободы менялось достаточно плавно. Отмечались года, когда осужденных было гораздо меньше, чем в предшествующие годы, а по применяемым мерам прогрессирующей динамики не наблюдалось. Предположительно общее число заключенных в СССР должно было составлять примерно 200 тысяч человек, что, по-видимому, соответствует действительности. B последующие годы лагерная система усовершенствовалась и обросла на региональном уровне «Принудкустами». Эти кусты стали прообразом ГУЛАГовских ИТЛ, которые появились уже после Великой Отечественной воины. Среди лагерей были таксе гиганты, как Бакальский ИТЛ; Челябинский ИТЛ; Кузнецкий ИТЛ. В них заключенных было гораздо больше, чем в соседних территориях. Только в Челябинских ИТЛ (по географической принадлежности) на 1948 г. было более 56000 человек без учета отдельных командировок и вспомогательных лагерей. Но были еще и тюрьмы МВД и МГБ, отдельные ИТК подчиненные другим ведомствам, трудпоселки и поселения, где так же находились не свободные граждане Советского Союза. А.C. Смыкалин в своей работе исследуя исправительно-трудовую систему пришел к выводу, что точной цифры назвать не возможно из-за отсутствия единой статистической базы в ГУЛАГе. По отдельным категориям в его работе представлены данные, указывающие на сотни тысяч заключенных в тюрьмы Система лагерей ГУЛАГа по сути осталась прежней не смотря на факт передачи всех лагерей а 1934 г в ведение ГУЛАГа НKBД СССР, Единая система должна была контрольные цифры привести в соответствие c отчетами. Но по отчетам различных наркоматов разница достигала 150 000 человек на год отчета. Так в докладной 1954 г. на имя Хрущева написано об осуждении 799455 осужденных к высшей мере вместо 642 980 в отчете и 2 634 397 приговоренных к заключению вместо 2 369 220 так же по отчету. Таким образом, вопрос о количестве жертв сталинских репрессий является неоднозначным, однако масштабность человеческих жертв и сила репрессивной машины в СССР не подлежит сомнению. 2. Последствия репрессий в СССР Важным вопросом, требующим к себе научного и общественного внимания, является вопрос о социальных последствиях массовых репрессий в России. Они, как правило, видятся прежде всего в искалеченных судьбах миллионов граждан, а преодоление этих последствий понимается преимущественно как реабилитация и возможная компенсация морального и материального ущерба, а также социальная поддержка. На наш взгляд, следует выделить последствия репрессий для всего общества, в том числе и для лиц, не подвергшихся репрессиям: 1. Уничтожение наиболее образованной и политически развитой части общества, резкое понижение культурного уровня политической элиты общества. 2. Разрыв в российском обществе демократической традиции, демократической преемственности и демократического согласия среди ведущих политических сил. 3. Формирование в обществе поколения политических лидеров, которые видят решение вопросов политической борьбы только в форме репрессий. 4. Формирование традиции злонамеренного права в государственной политике и злоупотребления государственной властью. 5. Утверждение в обществе психологии безысходности и покорности по отношению к государству, которое понимается как сила враждебная или потенциально враждебная населению и всему здоровому в обществе. Открыто выступать против враждебной политики государства признается невозможным, а обманывать государство, воровать у него по мелкому становится нормой общественной нравственности. 6. Возникновение в российском обществе и государстве порочного цикла репрессивного механизма, когда критика политики предшествующих репрессий не отменяет причин и условий, порождающих репрессии, а обострение политической борьбы вновь в той или иной форме возвращает их в политическую практику[11]. Таким образом, следует вести речь о социально-политической болезни российского общества, которая не может быть преодолена лишь реабилитацией жертв и компенсацией им вреда. Необходимы специальная общественная программа действий и специальные внегосударственные институты, разрывающие этот порочный круг и не допускающие возможности повторения не только массовых репрессий, но и репрессий государства против отдельных групп населения и даже отдельных лиц по идеологическим или политическим причинам в какой бы то ни было форме. К обязательным пунктам этой программы, на наш взгляд, можно было бы отнести: 1) формирование у российской интеллигенции сознания духовного лидера нации, ответственного за создание таких условий, при которых репрессии невозможны; 2) задачу массового гражданского воспитания, которая должна стать задачей общественного движения российской интеллигенции; 3) формирование гражданского общества как системы общественных организаций и политических партий, способной защищать граждан от произвола государства, контролировать и принуждать государство к принятию общественно полезных законов, требовать выполнения законов государством в интересах граждан; 4) обеспечение фактического разделения властей путем: а) реального контроля за исполнительной властью через подчинение ее представительной власти; б) создания политического режима гласности и равного доступа основных политических партий к телевидению, как основному средству контроля и управления массовым общественным сознанием; в) реальной независимости судей от исполнительной власти; 5) подписание политическими партиями меморандума с осуждением репрессий как способа решения социальных и политических проблем и признание присоединения к меморандуму условием участия в политической жизни страны; 6) принятие конституционного федерального закона, признающего решения и действия государственных органов, направленные на подготовку и осуществление репрессий по социальным или политическим признакам, тягчайшим преступлением против общества. Заключение Таким образом, репрессивную политику в СССР можно рассматривать как элемент политического действия, как вспомогательный способ побуждения общества к определенному унифицированному поведению. Политические репрессии проявляются в многообразных формах и методах преследования общественных элементов – аресты и осуждения по «контрреволюционным преступлениям», массовые этнические депортации, высылка на спецпоселение, насильственное принуждение граждан со стороны властей к выполнению определенной профессиональной деятельности, как в системе сельского хозяйства, так и в промышленности крайне негативно повлияли на развитие российского общества. Экономическая разруха, моральная деградация в обществе, настроения упадка и пессимизма, неполные семьи, массовая безработица, рост конфликтности в обществе и радикальных настроений - это неполный список негативных последствий репрессий в Советском государстве, которые наложили отпечаток и на развитие современного общества. Список использованных источников

Таким образом, репрессивную политику в СССР можно рассматривать как элемент политического действия, как вспомогательный способ побуждения общества к определенному унифицированному поведению. Политические репрессии проявляются в многообразных формах и методах преследования общественных элементов – аресты и осуждения по «контрреволюционным преступлениям», массовые этнические депортации, высылка на спецпоселение, насильственное принуждение граждан со стороны властей к выполнению определенной профессиональной деятельности, как в системе сельского хозяйства, так и в промышленности крайне негативно повлияли на развитие российского общества. Экономическая разруха, моральная деградация в обществе, настроения упадка и пессимизма, неполные семьи, массовая безработица, рост конфликтности в обществе и радикальных настроений - это неполный список негативных последствий репрессий в Советском государстве, которые наложили отпечаток и на развитие современного общества.

1. Амосова А.А. Реабилитация жертв политических репрессий (на материалах «Ленинградского дела»)// Новейшая история России. - 2011. - № 1. - С. 153-159. 2. Астахов М.В. Массовые социальные и политические репрессии в России в ХХ в.: цели, причины, условия и последствия// Сборник материалов круглого стола «Репрессии народов СССР: последствия трагедии». – Самара: Государственное учреждение Самарской области «Дом дружбынародов», 2007. – С. 12-16. 3. Еесеев И.B., Хвощев В.Е Политический дискурс по вопросу о количестве заключенных в сталинской исправительно-трудовой системе// Вестник ЮУpГУ. – 2007. – 24(96). – С. 66-69. 4. Рыбаков В.А. Советское государство: вопросы политического режима// Право и государство: теория и практика. - 2011. - № 4. - С. 75-82. 5. Степанов М.Г. Дискуссии вокруг проблемы политических репрессий (1928-1953 гг.) в современной российской историографии//Вестник Тюменского государственного университета. – 2009. – №7. - С. 134-139. Ялозина Е.А. Кадровая школьная политика 1920-х годов как пролог Сталинских репрессий// Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. - 2010. - № 12. - С. 22-28